Блаженный Иероним Стридонский так описывает крещение Господне: «В Крещении показывается таинство святой Троицы. Господь получает Крещение, Дух нисходит в виде голубя и слышится голос Отца, дающего свидетельство о Сыне. А небеса открываются не через движение видимых составных частей, а для духовного взора».


Прогрессивные батюшки проповедуют идеологию процветания и обогащения. Начитавшись иных протестантских книг, они уверовали в свою собственную роль, в особую роль христианской молодежи в деле, как они говорят, спасения Церкви. Безумцы! Они не знают, что Церковь не спасают, а в ней спасаются. Так, например, святитель Феофан Затворник, когда писал о юношестве, он говорил, что юность – это в нравственном и духовном смысле невменяемый период в жизни человека. Он писал в то время, когда люди закон Божий изучали с детства, но соблазны юности были такими же


Далее апостол Матфей предлагает нам описание внешнего вида пророка Иоанна Крестителя: «Сам же Иоанн имел одежду из верблюжьего волоса и пояс кожаный на чреслах своих, а пищей его были акриды и дикий мед» (Мф. 3, ст. 4).


7 июля родился Пророк, Предтеча  и Креститель Господень Иоанн. Иоанн Креститель (6-2 годы до н.э. – ок. 30 года н.э.), также Иоанн Предтеча  – согласно Евангелиям: ближайший предшественник Иисуса Христа, предсказавший пришествие Мессии, живший в пустыне аскетом, проповедовавший и совершавший священные омовения для очищения от грехов и покаяния иудеев, которые впоследствии стали называться «таинством крещения»; крестил в водах реки Иордан Иисуса Христа, совершив ритуальное погружение его в воды реки Иордан. Был обезглавлен по желанию иудейской царицы Иродиады, проводником её воли стала её дочь Саломея (ред).


Западный мир ныне ясно сознаёт себя вышедшим за рамки христианства (формальные моменты не в счёт, важно, что самосознающее начало на Западе именно таково). Выработано даже специальное понятие – постхристианство. Этот термин вызывает у многих отторжение внутреннее: христианство не может быть уничтожено, избыто, врата ада не одолеют Церкви (Мф.16,18). Но сам термин экзистенциален по природе своей: он отражает внутреннее самоощущение человека, его принимающего: ощущение «преодолённости» христианских истин в личной и общественной жизни. Истинно или ложно такое ощущение – вопрос иной, но оно есть, и поэтому термин «постхристианство» вполне характеризует процессы, происходящие в американо-европейской жизни на рубеже тысячелетий. Главный вопрос: включится ли русское сознание в эти процессы?


Вл. Соловьёв, осмысляя Достоевского, сумел дать ответ на терзающие нас вопросы: «Пока тёмная основа нашей природы, злая в своём исключительном эгоизме и безумная в своём стремлении осуществить этот эгоизм, всё отнести к себе и всё определить собою, – пока эта тёмная основа у нас налицо – не обращена и этот первородный грех не сокрушён, до тех пор невозможно для нас никакое настоящее дело, и вопрос что делать не имеет разумного смысла. Представьте себе толпу людей, слепых, глухих, увечных, бесноватых, и вдруг из этой толпы раздаётся вопрос: что делать? Единственный разумный здесь ответ: ищите исцеления; пока вы не исцелитесь, для вас нет дела; а пока вы выдаёте себя за здоровых, для вас нет исцеления».


Имперское мышление – одно из достоинств русского национального самосознания. (А что западники нам его в вину вменяют – пусть их. Зачем на всякий окрик оборачиваться?) Не надо лишь ставить телегу впереди лошади. Помнить: великая держава нужна нам ради осуществления того, что Бог думает о русской нации в вечности. А не ради того, что мы мним о себе во времени. Противостояние (если не раскол) внутри патриотического движения сводится, как уже не раз отмечалось, к противостоянию двух идей: Святой Руси и Великой России. Только Святая Русь соответствует Замыслу, идеал же Великой России в отрыве от промыслительного движения истории – обречён. Снять такое противоречия можно лишь – признав назначение Великой России в служении Святой Руси (правда выше России).


Эта статья была написана в 1996 г. студентом третьего курса философского факультета МГУ. О Ницше наша молодежь много наслышана, о нем часто говорят и спорят. Его афоризмы питают пафос самоутверждения личности, внутренней силы, стремления к власти над обстоятельствами и людьми, права на эгоизм. Достоевский знал то, о чем думал Ницше, знал и более того. Как заметил А. Эйнштейн: «У Достоевского все есть». Но отечественного мыслителя у нас знают много меньше. «Болезненный какой-то и о болезненном писал»… А ведь именно Достоевскому принадлежит постижение глубочайших основ душевного и духовного здоровья.


Весь смысл нынешней эпохи в стремлении сил беззакония уничтожить Православие, хотя бы ослабить его на первых порах, низвести до уровня малой этнической религии, а после и вовсе искоренить вкупе с русским народом. Всё остальное, творящееся в мире, – лишь исторический антураж, нередко отвлекающий от сути.


Сам Бог стучится в сердце Кириллова: как тут не уверовать? Но другая, не менее могущественная, сила, не дает ему верить – невероятная гордость. Он утверждает, что «жизнь есть боль, жизнь есть страх», «все подлецы» и люди нуждаются в другом мире – мире гордости и свободы. Для достижения его надо лишь прекратить выдумывать Бога и выказать своеволие: самому стать на место Бога, и тогда и люди, и Земля переменятся физически, исчезнет время.


В христианскую эпоху важнейшей необходимостью для человечества стало сохранение и всеобщее утверждение полноты Христовой Истины. Уже не отдельный этнос, но народ Божий, Новый Израиль, Церковь, в которой едины перед ликом Божиим и бывший язычник (еллин) и бывший иудей, – вот кто был теперь призван служить этой идее. Однако в ходе истории от такого единства отделилась часть соблазнённого церковного народа, и ответственность за Истину сосредоточилась в Восточной Церкви. Около четырёх веков эту ношу несла на себе Византия, но и она пала, ослабевшая изнутри и сокрушённая внешними враждебными силами.


Любые попытки обрести смысл жизни обречены разбиться о «ничто», о понимание неизбежности близкой смерти. «Не буду и не могу быть счастлив под условие грозящего завтра нуля», – говорит один из самоубийц-безбожников, монолог которого приводит Достоевский. Даже служение человечеству не даст нам успокоения, ибо все люди конечны, и, вероятно, человечество когда-нибудь исчезнет в результате «любви» к нему очередного безумца. Зачем же служить ему, если это все равно не спасет его от гибели? И даже если допустить, что лет через миллион люди все-таки устроятся гармонично в «правовом обществе», то умерший миллион лет назад даже не узнает об этом.


Всякая национальная идея должна раскрывать смысл и необходимость существования данной нации в бытии мирового сообщества. Если же такого смысла и такой необходимости нет, то нация может преспокойно сойти с исторической сцены, как сошли уже многие народы и цивилизации.


Есть ли Бог? Как нам ответить на самый сложный, по мнению Достоевского, вопрос? Многие ответят запутанно: что-то, похоже, есть, что – неизвестно, и обязательно спросят: а как вы понимаете Бога? Следующий вопрос будет: сами-то в Бога веруете? Часто нам приходится в разговорах бросать короткие привычные реплики «да» и «нет»; мы редко задумываемся над их категоричностью: ошиблись – не страшно, «да» надо превратить в «нет» и наоборот. Кто в наше время всерьез об этом спрашивает и серьезно отвечает о Боге?


«Отыми сердце каменное и дай сердце плотяное», – так в частности говорит Амвросий Медиоланский в литургической молитве. Сердце, действительно, вместо живой и трепещущей плотяности может быть каменным, может быть деревянным или еще каким. В Крыму однажды слышал я восточную байку о том, что сердце может быть шерстяным, и именно это – самое злое сердце. Если по камню, дереву или железу ударить, то они родят звук, обнаружат свое присутствие.