Достоевский и Ницше о Боге и безбожии (4)
Если Бога нет, то все дозволено
Ф.М. Достоевский
Эта статья была написана в 1996 г. студентом третьего курса философского факультета МГУ. О Ницше наша молодежь много наслышана, о нем часто говорят и спорят. Его афоризмы питают пафос самоутверждения личности, внутренней силы, стремления к власти над обстоятельствами и людьми, права на эгоизм. Достоевский знал то, о чем думал Ницше, знал и более того. Как заметил А. Эйнштейн: «У Достоевского все есть». Но отечественного мыслителя у нас знают много меньше. «Болезненный какой-то и о болезненном писал»… А ведь именно Достоевскому принадлежит постижение глубочайших основ душевного и духовного здоровья.
В.Н. Шердаков, доктор философских наук
Алексей Скворцов
Меня Бог мучит.
Ф.М. Достоевский
Окончание..
Начало в №279(12), декабрь 2023
Мучения Ивана происходят из-за его неспособности любить людей, своих ближних («разве что дальних») – в этом он признается Алеше. «Иван никого не любит», – говорит про него отец. Мало того, он не верит в Божию любовь к миру и поэтому видит в нем одно зло. Его любовь к человечеству расходится с божественной к людям. «Не хочу гармонии, из-за любви к человечеству». Иван бунтует из вполне гуманных соображений. Он признается в сильнейшей страсти к жизни, но понимает, что с его бунтом жить нельзя. Даже страдания, неистовые мучения над главными вопросами бытия не могут дать ему полноты жизни, ибо он забыл о вселюбящем, всепрощающем Боге.
В поэме о Великом Инквизиторе Иван рисует грандиозную картину отступления людей от Христа, а в конце повествования брата Алеша спрашивает у него: с кем он, с Инквизитором, задумавшим исправить подвиг Христа, или с Христом? Иван признается в своем равнодушии, но от формулы «все дозволено» не отказывается. Все дозволено для созидания счастья человеческого, даже пойти против Бога. «Ты убьешь себя сам, а не выдержишь», – восклицает Алеша, ибо нет такой силы, способной выдержать неприятие всего мира. Но богоборец уверен: такая сила есть, «сила низости карамазовской», т.е. разврат, нравственная деградация. Иван считает, что выдержит до тридцати лет, а потом «все дозволено» возьмет верх над признанием Бога и постепенно можно будет дойти до житейского равнодушия. Но до указанного возраста Ивану в здравом уме дожить не довелось… Мысль о вседозволенности была подхвачена Смердяковым, и тот убил Федора Павловича Карамазова. Первый же практический вывод из собственных размышлений вверг Ивана в безумие. Он не смог перенести вины за преступление, которого фактически не совершал, но спровоцировал небрежно брошенной мыслью.
Без веры в Бога для Достоевского невозможны ни настоящая нравственность, ни подлинная любовь к людям. Заключенный в тюрьму Митя Карамазов говорит Алеше: «Меня Бог мучит… А что, как Его нет?.. Тогда если Его нет, то человек шеф земли, мироздания… Только как он будет добродетелен без Бога-то?.. У меня одна добродетель, а у китайца другая – вещь, значит, относительная». Если мы будем отрицать существование единого морального идеала, подкрепленного Высшим авторитетом, то придется признать, что возможны всякие представления о морали, в том числе совершенно противоположные. Но когда они сталкиваются друг с другом, мы видим образцы самых губительных безнравственных действий. Если мораль приводит к аморализму, то или мораль ложная (рассуждение Ницше), или она относительна и нет никаких обязательных нравственных норм.
Но можно рассуждать и по-другому: существующий порядок вещей далек от должного; слишком большие расхождения во взглядах на нравственность говорят лишь о несовершенстве людей. Тогда все морали представятся нам в большей или меньшей степени искажением и отступлением от единого нравственного идеала из-за людских грехов и слабости.
На этом основании возможна терпимость друг к другу носителей различных моральных установок и совместное стремление к нравственной Чистоте. Очень важно научиться меньше оценивать поступки окружающих и большие свои, иначе значимым и моральным будет казаться не сам поступок, а его оценка. Достоевский считает, что судить людей – дело не наше, а Божие. «Помни особенно, что не можешь ничьим судиею быти, – говорит старец Зосима. – Ибо, был бы я сам праведен, может, и преступника, стоящего передо мною, не было бы». Христианское учение понимается Достоевским не как этика, а как жизнь, и заповеди Христа – не ограничитель поведения (как часто толкуется мораль), а некие установления свыше, следуя которым, мы получим полноту жизни в этом мире и вечную жизнь в ином.
Но как нам удостовериться в бытии Бога, как уверовать в Него? В мире так много зла, и нам не дано ощущение мировой гармонии, как Кириллову. Может быть, прав Ракитин, утверждавший, что идея Бога «искусственная в человечестве»? «Доказать тут нельзя ничего, – ответил бы на наш вопрос старец Зосима, – убедиться же возможно. Как? Чем? Опытом деятельной любви. Постарайтесь любить ваших ближних деятельно и неустанно. По мере того как будете преуспевать в любви, будете убеждаться и в бытии Бога, и в бессмертии души вашей». Пожалуй, этот аргумент посильнее, чем различные «телеологические» и «космологические» доказательства. Если любишь людей, то есть для тебя Бог, не любишь – Бога нет.
Здесь нам надо серьезно задуматься… Любовь к людям Достоевский понимает не как любовь к «дальнему» человечеству (иначе бы его мысли не отличались от светского гуманизма), а как любовь к каждому человеку со всеми его слабостями и пороками. «Любите человека и во грехе, ибо сие уж подобие Божеской любви и есть верх любви на земле», – учит старец.
Иван Карамазов, как и многие наши современники, не верил, что так любить возможно, ибо это очень трудно. Но без любви бескорыстной не получим мы ни полноты жизни, ни радости, ни «ощущения живой связи нашей с миром иным, с миром горним и высшим». Нравственный закон дан не только людям; ему подчиняется и все бытие. Тайна Божия совершается и в людях, и в природе. «Да неужто, – спрашивает юноша у старца Зосимы, – и у них Христос?» «Как же может быть иначе, – последовал ответ, – ибо для всех слово, все создание и тварь, каждый листик устремляется к слову, Богу славу поет, Христу плачет, себе неведомо, тайной жития своего безгрешного совершает сие». На животных и в неживой природе нет греха – в этом условие вечной Красоты мира. Долг человека – возлюбить мир как творение Божие, относиться к нему незлобливо и с благоговением. «Брат мой у птичек прощенья просил», – вспоминает Зосима. Как же отличаются приведенные мысли Достоевского от учений, видящих в мире лишь неодушевленную материю, хотя бы и наделенную движением!
«Все, кроме человека, безгрешно», – проповедует старец Зосима. Ныне мы как никогда далеки от Христа (об этом красочно рассказал Иван в поэме об Инквизиторе), есть от чего впасть в отчаяние. Но отчаяние – серьезный грех. Достоевский верит в осуществление Царства Божия на земле, пусть оно наступит через миллионы и миллионы лет, но наступит обязательно. Вероятно, к тому времени люди настолько изменятся, что исчезнет само понятие «человек», ибо «земной человек, эгоист, есть существо «неоконченное», «переходное». Из человека разовьется существо, свободное от эгоизма, осуществляющее заповедь «возлюби всех, как себя». В это трудно поверить, но без идеала Царства Божия любить людей, а значит, и поистине жить, невозможно.
Достоевский не представлял мир без Бога; отклонение от него ведет к гибели личности, к людским бедствиям: «Раз отвергнув Христа, ум человеческий может дойти до удивительных результатов. Это аксиома». Бог мучил Достоевского всю жизнь, сделался для него самым важным вопросом бытия.
Петренко Игорь Николаевич
Для получения контактных данных
(email, телефон и адрес),
зарегистрируйтесь