---

О мемуарах и памяти

27 декабря 2001 года Ивану Ивановичу РИМКУНАСУ – председателю президиума Приморской краевой коллегии адвокатов – исполнилось 80 лет. Жизненной энергии и прекрасной памяти этого человека можно просто позавидовать. Вот какую историю из своей практики поведал нам Иван Иванович, отвечая на вопрос: <Как вы относитесь к мемуарам?>

В 2000 году вышла книга одного из старейших и известных адвокатов России Ария С.Л. “Записки адвоката. Речи”.

В очерке “Проблески” автор описывает кассационное заседание Военной коллегии Верховного Суда СССР по одному из уголовных дел.

Этот короткий очерк можно привести полностью.

ПРОБЛЕСКИ

Первым из дел о государственных преступлениях, в которых мне довелось участвовать, было дело Завиркина и Тарасова. Я защищал Завиркина, а 17-тилетнего Тарасова – адвокат Б., в прошлом заместитель председателя Мосгорсуда, седой задумчивый человек. Так задумчиво он и вёл защиту.

Шёл, видимо, 1956 год, но двадцатый съезд партии ещё не взорвался над страной, время было глухое.

Франц Завиркин, одержимый страстью к джазовой музыке фанатик и собиратель пластинок (магнитофоны ещё только появились), постоянно вился вокруг иностранцев, заводя знакомства для добывания новых записей и обменов. Этим он и привлёк внимание “наружки”, квартиру его начали прослушивать, а затем арестовали.

Дело его рассматривал военный трибунал округа, поскольку обвинялся он в измене Родине и шпионаже (выдал гостю – иностранцу оборонный профиль примыкавшего к его дому учреждения), а заодно и в хранении антисоветской литературы (что-то такое нашли у него среди журналов “Плейбой”). Тарасов привлекался как соучастник в измене (поддакнул насчёт профиля соседнего учреждения).

Слушалось дело недолго, один день, и завершилось десятью годами заключения для Завиркина и семью – для Тарасова.

Мой коллега, адвокат Б., сказал мне после оглашения приговора:

– Вы ещё молоды, я – прожил жизнь и знаю её лучше Вас. Я говорю Вам: не подавайте жалобы на приговор, думайте прежде всего о себе. Они там не любят, когда жалуются, порочат их работу. Не надо жаловаться.

Этот запуганный человек так и поступил – жалобы не подал. Подросток Тарасов сам как мог написал свою жалобу, просил о снисхождении. Я пренебрег советом коллеги и жалобу подал, причём достаточно полную, чтобы в мягкой форме изложить всё, что думаю о приговоре.

Через месяц я был вызван в Военную коллегию Верховного Суда СССР на кассационное заседание. Коллегия располагалась там же, где и сейчас, – на ул.Воровского (Поварской) и занимала непривычно для меня респектабельные, обшитые дубовыми панелями помещения. На паркете ковровые дорожки. Безлюдье. Тишина.

Дело слушалось в кабинете генерала юстиции Д.С. Терехова, под его председательством. Судьями были ещё два генерала, члены Военной коллегии. Кроме них, прокурора и меня в кабинете не было никого, дело было секретным. Все мы сидели за одним длинным, покрытым зелёным сукном столом. Был подан чай, от которого я вежливо отказался, и мои объяснения после докладчика звучали на фоне мелодичного звона ложечек в стаканах. Атмосфера была почти домашняя, благодушная, что не вязалось с существом происходящего. А происходило нечто странное, знаменовавшее начало смены эпох.

Когда я закончил своё выступление, судья-докладчик сказал:

– У нас к Вам просьба – выйти за рамки Вашего поручения. Изложите, как сможете, доводы защиты второго осуждённого. Он ведь несовершеннолетний, а ни – защитника, ни полноценной жалобы.

– Охотно, – сказал я. И сделал что мог.
Дальше стало уже совсем интересно.

– Вот тут я вижу, – сказал Терехов, – экспертизу Главлита об антисоветском содержании дурацкой книжки, изъятой у Завиркина. Главлит, как мы знаем, это главное управление по охране государственной тайны в печати. Так ведь? Какое оно имеет отношение к оценке политической направленности книжки? Это не его миссия. Это – чисто правовой вопрос, и решается он юристами, судом.

Тут он обратился ко мне:

– Кстати, Вы адвоката Ишкова знаете?

Я подтвердил.

– А Вы знаете, – продолжал Терехов, – что он был осуждён к расстрелу?

– Да знаю. Но сейчас он снова работает:

– А знаете ли Вы, что я был докладчиком по его делу при отмене приговора и реабилитации? Так вот, в деле Ишкова тоже была экспертиза. Она была поручена комиссии в составе заместителя Генерального прокурора СССР, замминистра госбезопасности и председателя военного трибунала Московского военного округа. И перед этой авторитетной, как Вы понимаете, комиссией был поставлен вопрос: как надлежит квалифицировать враждебную деятельность адвоката Ишкова в правосудии по политическим делам: И эта, авторитетная, как Вы понимаете, комиссия дала заключение, что деятельность адвоката следует квалифицировать по аналогии как экономическую контрреволюцию, как вредительство. Что и было сделано. Толково, а? Так вот, – продолжал Терехов, – когда я вижу в этом деле экспертизу Главлита, она напоминает мне ту экспертизу по делу Ишкова. Тот же метод, тот же подчерк. И так же несостоятельность.

Я был весь внимание. Такого мы пока не слышали!

Прокурор изложил своё заключение – приговор правильный, просит оставить его без изменения. И сел. Теперехов повернулся к нему:

– В деле есть довольно любопытная улика по вербовке Завиркина в шпионы. На его имя уже после ареста прислали из Брюсселя кляссер с марками, а в нём – вшитая в обложку инструкция с разведзаданиями. Вы знакомы с этой уликой?

– Конечно, – сказал прокурор.

– Весьма похожая инструкция, и тоже после ареста и тоже из Брюсселя была у нас по делу К. (он назвал фамилию). Я не ошибаюсь, товарищ прокурор? А Вы помните, чем закончилась проверка этой улики, проведённая по нашему указанию?

Прокурор не встал, а вскочил:

– Уверяю Вас, товарищ председательствующий, в данном случае всё верно, всё – без липы.

– Не знаю, не знаю, – медлительно сказал Терехов.

Тут в их милую беседу о посылаемой из Брюсселя липе вмешался я и взмолился:

– Товарищ генерал! Позвольте мне пока выйти! Я не хочу присутствовать при этих разговорах !

– Сядьте, – молвил Терехов, – мы доверяем Вам.

И они остались на совещание.

Приговор был отменён, а дело, подвергнутое в определении разгромной критике, далеко вышедшей за рамки жалоб, возвращено на доследование.

Правда, оно всё-таки вернулось впоследствии в суд, но уже без измены, без шпионажа и без освобождённого из тюрьмы Тарасова. В нём осталась всё-таки литература Завиркина, за которую он получил на сей раз 3 года.

В подвалах советского правосудия начали появляться проблески.

После опубликования этого очерка последовало любопытное продолжение.
Я вспомнил, что был участником этого судебного заседания и направил автору небольшой отклик на его очерк.

Уважаемый Семён Львович!

Не удивляйтесь этому письму. Мне адвокат Резниченко И.М. привёз Вашу “Мозаику” с автографом. Большая благодарность Вам за этот подарок. Книга мне понравилась, и как художественное произведение, и как юридическая ценность, и как страница нашей истории.

Но, как мне кажется, в Ваших интересах было в следующих изданиях исправить одну ошибку. Это касается описания Вами уголовного дела Завиркина и Тарасова. Видно, у Вас по этому делу не было документов, и этот эпизод был Вами изложен по памяти.

Это уголовное дело слушалось не в 1956 году, а зимой 1964-1965 гг. Поэтому название очерка “Проблески” и оценка обстановки того времени не соответствуют действительности. Это был период не начала “оттепели”, а, по существу, её конца.

Неточно изложен эпизод с выдачей иностранцам места расположения оборонного предприятия. По соседству с “осиным гнездом советской ракетной техники” находился дом не Завиркина, а Тарасова.

Не было и трёх генералов-судей в кассационном заседании. Председательствовал генерал-майор юстиции Д.П. Терехов (надо Д.П., а не Д.С.). В составе были генерал-майор юстиции Долотцев А.А. и подполковник юстиции Римкунас И.И. (я был докладчиком по этому делу и своей рукой написал определение. Это можно проверить в материалах уголовного дела.)

Не было и чая в кассационном заседании. Чай мог быть до и после него.

Не было и Вашего присутствия при совещании судей. Нормы УПК РСФСР в Военной коллегии соблюдались строго.

Не могло быть и Вашего выступления в отношении второго осуждённого.

Несмотря на эти ошибки изложения, уголовное дело

Завиркина и Тарасова было, можно сказать, одним из исключительных для того времени.

Просьба не обижаться на мои “поправки”. Они не в укор Вам.

С уважением, И. И. Римкунас

В ответ мною был получен следующий ответ автора:

Уважаемый Иван Иванович!

Спасибо Вам за отклик на мою книгу и за справедливую критику очерка “Проблески”.

Больше всего меня восхитила Ваша поразительная память, сохранившаяся через столько лет даже детали этого, в общем, рядового для Военной Коллегии дела. А ведь их, наверное, в день по дюжине проходило:

К сожалению, я таким состоянием памяти похвастаться не могу, чем, видимо, и объясняется ряд допущенных в очерке неточностей.

Несмотря на это, смею настаивать на том, что БЫЛ ЧАЙ в заседании, я его до сих пор зрительно помню.

Возможно, что был он в перерыве, – но дело было слишком невелико для перерывов.

В равной степени явственно помню, что мне было предложено выйти за рамки моей защиты и высказаться относительно несовершеннолетнего Тарасова. Даже помню, что говорил.

В очерке нет утверждения о моём присутствии при совещании судей. Кто бы мне поверил, если бы я даже измыслил такое? Вымыслов в очерке вообще быть не могло, я не стремился фантазировать, а вспоминал как мог.

В остальном Вы, видимо, правы. К сожалению, исправить допущенные ошибки “в следующих изданиях” уже не придётся: таковых прижизненных не будет.

Желаю Вам здоровья.

С уважением, С. Ария

Нередко жизнь преподаёт нам полезные уроки.
Нельзя полагаться на память, следует изучать документы.

---

---