Несовременная страна (15)

Настоящий материал (информация) (произведен, распространен и (или) направлен) иностранным агентом Иноземцевым Владиславом Леонидовичем либо касается деятельности иностранного агента Иноземцева Владислава Леонидовича


Продолжение. Начало в КД 276, октябрь 2023

В итоге мы получаем свободное общество с авторитарной властью – симбиоз, всегда считавшийся невозможным с точки зрения современной западной социологической теории, но при этом, судя по всему, удивительно прочный и устойчивый, который может выживать не только масштабных успехов, но и существенных неудач.

Завершая этот сюжет, нельзя не коснуться совершенно особого характера той социальной группы, которая кристаллизовалась в постсоветский период в качестве правящей, – и речь сейчас не о кланах или группах интересов, а о чертах, указывающих на ее фундаментальные особенности. Если в большинстве не только развитых западных, но и успешно модернизирующихся незападных обществ всегда имеются несколько элитных групп (политическая, предпринимательская, интеллектуальная, военная и т.д.) то в России в период становления ее новой государственности они оказались не разделены. Большинство людей шли в 1990-е годы в политику для личного обогащения (это относилось и к федеральному, и к региональному уровню); параллельно предприниматели быстро начинали понимать, что деньги решают не всё, а подлинные влияние и безопасность в конечном счете приходят вместе с государственными должностями. Укрепление «вертикали» власти потребовало кооптации в нее значительного числа военных и представителей правоохранительных органов; по мере удовлетворения банальных потребностей «хозяева жизни» захотели стать «властителями дум» и начали скупать ученые степени и звания. Иначе говоря, власть не только презрела разделение своих «ветвей» — законодательной, исполнительной и судебной, – но и превратилась в единую корпорацию, где выполнение публичных обязанностей стало видом бизнеса, где деньги свободно конвертировались во властные полномочия и наоборот, где чины и воинские звания приобретались по мере роста даже в гражданской карьерной среде, а ученые степени добавлялись ко всему отмеченному почти автоматически.

Между тем сам этот факт лучше всего свидетельствует о несовременности российской политической системы. Корпоративизм в политике соотносится с нынешними демократическими практиками так же, как цеховая система в экономике соотносилась когда-то с мануфактурой и ее прогрессирующим разделением труда. Стремясь консолидировать властные полномочия, российская элита стремительно архаизируется, а эффективность ее деятельности снижается буквально по всем направлениям. При этом сам по себе разворот назад настолько нетипичен для в целом достаточного развитого общества, что сложно предположить, насколько масштабным он станет и насколько далеко зайдет.

Нынешний российский корпоративизм заметен практически во всем. Даже если обратиться к списку депутатов избранной (а фактически – назначенной) в 2016 году Госдумы VII созыва, окажется, что из 450 депутатов 63 занимали не более чем за пять лет до избрания посты директоров промышленных и финансовых компаний, а 40 были их собственниками и совладельцами; 102 замещали должности в исполнительной или представительной власти различных уровней; 45 служили в армии или силовых ведомствах; 127 имеют ученое звание кандидата, а 60 – доктора наук. Доход 28 депутатов за 2016 год превысил миллион долларов (максимальный достиг 678 млн руб.) – и это после того, как власть стала говорить о том, что в парламенте не должны заседать миллионеры. Масштаб конвертации силы, власти и денег друг в друга, на мой взгляд, не требует комментариев.

Россия после краткой (и в целом неудачной) попытки окунуться в современность (к которой в некотором смысле можно было отнести даже часть советской истории) возвращается к своему традиционному состоянию, в котором власть предельно консолидирована, в одних и тех же лицах проникает во все сферы и, конечно же, может практически всё.

Чтобы понять масштаб различий со странами, которые обладают устойчивыми демократическими традициями, можно привести пример германского Бундестага 18-го созыва (2013–2017 гг.), где из 630 депутатов до избрания в бизнесе на руководящих должностях работал (или владел им) 21 человек, в структурах исполнительной власти федерального и регионального уровня – 31, всего трое были кадровыми военными или спецслужбистами, степени доктора имеют 26 человек, а звание профессора – только двое. Можно также добавить, что миллионеров среди немецких парламентариев лишь 16, а самый преуспевающий депутат задекларировал за прошлый год доход в 390 тыс. евро. Основная часть депутатов — партийные функционеры, юристы, работники некоммерческих организаций, а также журналисты; реальная сегментированность элит налицо. Зато в России и бизнес и власть сливаются в единую «элиту».

Эта «власть» и эта «элита», стоит признать, довольно открыты, так как постоянный приток кадров остается безусловной необходимостью – но отбор в них производится не на основе демократических принципов и даже не с учетом компетентности и способности эффективно руководить вверенным участком, а на основании личной преданности, сложившихся за предшествующую карьеру неформальных связей, а также родственных и семейных отношений с вышестоящим руководством.

История последних лет показывает, что таким образом создается механизм отрицательного отбора практически по всей вертикали власти: каждый руководитель стремится набрать в свою команду верных и лояльных людей, невзирая на их способности и квалификацию.

Подводя промежуточный итог, можно отметить, что посткоммунистическая Россия не становится более современной и более похожей в своих основных элементах на Запад, вопреки мнению как зарубежных, так и отечественных оптимистов. Она скорее довольно уверенно возвращается к своему докоммунистическому состоянию, стремительно восстанавливая давно, казалось бы, забытые формы политического устройства, основанные на доминировании верховного правителя, полной «симфонии» всех ветвей власти, взаимной конвертации постов и денег и феодальной системе подбора кадров и назначенцев. При этом бoльшая часть населения по своим представлениям о мире, по своему пониманию должного, по своим эстетическим предпочтениям и по многим другим чертам остаются вполне европейскими, западными, людьми. Основным культурным партнером для россиян как была, так и остается Европа, к которой у людей в стране нет культурного или политического отторжения и которая воспринимается как своего рода идеал социальной организации. В характере россиян, какой бы авторитарной ни была система власти в стране, нет ничего «азиатского»; они внутренне свободны и достаточно индивидуалистичны – но при этом мы действительно имеем дело с единственной европейской страной, которая хотела бы пользоваться европейскими культурными и технологическими достижениями (не случайно состоятельные русские эмигрируют вовсе не в Китай, а в Великобританию, Францию или Испанию), но совершенно не намерена воспринимать европейские политические институты.

Продолжение следует



Добавить комментарий

Войти через соцсети