Несовременная страна (14)

Настоящий материал (информация) (произведен, распространен и (или) направлен) иностранным агентом Иноземцевым Владиславом Леонидовичем либо касается деятельности иностранного агента Иноземцева Владислава Леонидовича


Три важнейших тренда постсоветской России

Во-первых, это серьезная разорванность политических и экономических интересов, являющаяся характерной чертой всех постсоветских обществ. В сознании россиян (и не только) политическая активность не связывается с экономическими возможностями и материальным благосостоянием. Если в советские времена такая связь еще как-то прослеживалась (прежде всего потому, что экономика была целиком государственной) и уже поэтому было логично как требовать от «государства» определенные экономические блага, так и возлагать на него ответственность за большинство экономических проблем, то позднее она полностью исчезла. Это касается не только периода В. Путина (со знаменитым «разменом благосостояния на лояльность», но и эпохи Б. Ельцина (какой бы тяжелой ни была экономическая ситуация в стране, хозяйственные трудности практически никогда не вызывали массового общественного протеста – в отличие от политических решений, которые провоцировали их достаточно часто).

«Отделив» (по крайней мере в сознании людей) политику от экономики, российские лидеры добились огромного преимущества: они эффективно выключили из общественного диалога практически все основные темы, которые в нормальных демократиях доминируют в электоральной повестке. Допустив экономическую и финансовую открытость, власти страны, как это ни парадоксально, еще больше обезопасили себя от возможности консолидации протеста на экономической основе: все проблемы стало легко объяснить или возникшими за рубежом кризисами (как в 2008 году), или независящими от правительства изменениями глобальной конъюнктуры (как в 2014-м).

В результате оказывается, что власти ответственны только за успехи (прежде всего потому, что они о них отчитываются), а во всех хозяйственных и финансовых трудностях обвиняются либо предприниматели, либо внешние силы, либо «объективные обстоятельства»… Такой подход сегодня в стране доминирует на любом уровне властной иерархии. Это, в свою очередь, значительно расширяет возможности элит пополнять список фиктивных достижений, которые успешно предъявляются населению, открывая возможности для популизма и демагогии.

Во-вторых, это стремительное обесценение коллективных действий, которые в любом обществе являются базой для демократического процесса. Механизм этого в России прост: важным элементом господства государства над людьми в стране во все времена было создание огромного количества законов и правил, делавших нормальную жизнь при следовании им невозможной. Отсюда и знаменитая фраза о том, что «в России от дурных мер, принимаемых правительством, есть спасение: дурное исполнение».

Действия российской власти во все времена диктовались понятной логикой: неисполнение (или обход) законов и правил могли допускаться, их организованное изменение – нет. Это предполагало и предполагает индивидуальные договоренности (местничество, блат, коррупцию, как бы их ни называть) и тем самым цементирует систему, основанную не на правилах, а на исключениях.

Однако намного важнее другое: существующие сегодня и существовавшие в России ранее практики показывают, что договориться с властью «полюбовно» можно практически обо всем, но добиться от нее давлением и требованиями нельзя почти ничего. Это радикально изменяет – по сути, переворачивает с ног на голову – основную установку демократии о силе и возможности масс. Любой коллективный акт становится не столько опасным, сколько контрпродуктивным: вы можете решить свою проблему или добиться своей цели только в случае, если будете действовать в одиночку и контактировать с властью tete-a-tete. Проблема тут даже не в том, что подобная ситуация делает коррупцию и личные связи самым эффективным способом решения проблем и тем самым закрепляет вороватую сущность власти, а в том, что и без того довольно индивидуалистичное российское общество атомизируется еще больше.

Именно поэтому в стране практически нет активных профсоюзов; крайне редко случаются (и не имеют практически никаких последствий) организованные протестные акции; членство в разного рода ассоциациях стремится к нулю; политические партии избегают постановки реальных проблем и не обладают значимым влиянием.

Страну населяют по-европейски образованные люди, сегодня уже не слишком бедные, обладающие доступом к информации – но при этом желающие есть и спать, зарабатывать деньги и свободно действовать в ограниченном пространстве; видеть реалии другого мира, но удовлетворяться своим; осознавать недостатки системы, но адаптироваться к ней. Власть может спать спокойно. Внизу – абсолютно деструктурированное общество, «текучая постмодернити», неспособная к самоорганизации и не имеющая общих задач и единых целей.

В-третьих, это сохранение шанса «индивидуального выхода» из сложившегося порядка. В течение многих столетий тоталитарные вожди полагали, что важнейшим элементом их диктатуры является закрытость общества и способность власти покарать любого отступника. С одной стороны, такая ситуация порождала рабскую покорность, но с другой – могла спровоцировать и отчаянное сопротивление.

Сегодня российский политический класс считает правильным снизить градус возможного конфликта. Ему не нужно уничтожать своих политических оппонентов (хотя имеются и исключения), а достаточно просто «выдавить» их из общества и из страны. Этого можно добиться либо за счет ухода людей во «внутреннюю эмиграцию» (которая вполне допускается современными коммуникациями, легко создающими группы единомышленников, принимающих слова за действия и ими и ограничивающихся), либо просто за счет отъезда из страны.

Мне кажется, что это самая значимая социальная технология, предложенная во времена В. Путина: открытые границы сегодня приводят не столько к проникновению в российское общество информации или практик, которые могут оказаться потенциально опасными для режима, сколько к оттоку тех, кто такие практики воспринял и потому стал враждебным нынешней власти. Если бы Советский Союз сумел научиться существовать в подобной среде, он практически наверняка дожил бы до наших дней – тем более что практика показывает: эмиграция сегодня не ведет к образованию «оппозиции в изгнании». В отличие от рубежа XIX и ХХ веков, люди, покинувшие страну, не воспринимаются внутри России как борцы за свободу и с ними не связываются никакие надежды – да и сами они довольно быстро переключаются на решение личных проблем или теряют влияние даже среди единомышленников.

Таким образом, не тратя значительных дополнительных сил и ресурсов, политическая система делает широкое народное сопротивление ей во многом бессмысленным.

Продолжение следует



Добавить комментарий

Войти через соцсети