Несовременная страна (13)

Настоящий материал (информация) (произведен, распространен и (или) направлен) иностранным агентом Иноземцевым Владиславом Леонидовичем либо касается деятельности иностранного агента Иноземцева Владислава Леонидовича

Свободное общество и жесткая власть

Сложность признания России недемократической страной состоит в том, что она представляет собой разительный контраст со странами, которые в прошлом или даже сегодня привычно ассоциируются с диктаторскими (или авторитарными) режимами. В стране разрешен свободный выезд граждан; практически отменены ограничения на трансграничное движение капиталов; не существует действенного контроля за информационными потоками и интернетом; люди могут заниматься бизнесом и приобретать собственность; власти практически не вмешиваются в частную жизнь, количество табу в которой уверенно стремится к нулю. Оказываясь в России, представитель западного мира не обнаруживает тех отличий от поведения людей в собственных странах, которые могли бы подтолкнуть его к мысли, что личностное самовыражение здесь существенным образом ограничено, – отчасти, наверное, и поэтому к концу 2000-х годов в России постоянно жили и работали около 300 тыс. граждан стран Европейского союза и Северной Америки. В одной Москве их насчитывалось от 90 до 155 тыс.

Более того, сталкиваясь с российскими реалиями, сложно отказаться от мысли, что россияне намного более инвидуалистичны, чем европейцы, готовы в большей степени рассчитывать только на собственные силы, более предприимчивы и изобретательны. Они вовсе не выглядят теми, кто в советские времена постепенно поднимался по служебной лестнице, привычно засиживаясь по нескольку лет на каждой карьерной «ступеньке», и ждал тех или иных «милостей» от государства.

Столкнувшись с экономическими и политическими пертурбациями последних десятилетий, россияне сегодня рассчитывают прежде всего сами на себя, а власть воспринимают как нечто относительно чуждое, а порой даже враждебное. В большинстве своем законопослушные люди, они привыкли жить, как бы накладывая на нормы закона собственные понятия о допустимом и правильном и находя уникальный компромисс между требованиями тех и других.

В итоге оказывается сложно не согласиться с известным российским историком А. Миллером, говорящим, что «живя в заведомо несоответствующей демократическим стандартам России, чувствуешь себя лично свободным». Когда многие западные авторы называют Россию нормальной страной, они, видимо, принимают этот факт во внимание.

Между тем российская свобода распространяется практически исключительно на частную жизнь, а люди могут располагать ею только до тех пор, пока они не входят в конфликт с интересами «государства».

В XXI столетии Россия отказалась лишь от одного принципа большинства авторитарных обществ – от мелочной регламентации частной жизни, закрытых границ и насаждения лукавого имущественного равенства, но не пересмотрела принципы отношения между властью и народом, государством и обществом.

Между тем современность, о которой мы ведем речь, является скорее социальным понятием, чем характеристикой личности; значительная часть людей даже в тоталитарных обществах по разделяемым ценностям, доминирующим интересам и основным стремлениям является вполне современной – но это не делает современными соответствующие общества. Современность общества задается не уровнем развития составляющих его членов, а системностью и эффективностью обратной связи между индивидом и государством, а именно с этим в России пока не заметно особого прогресса. В то же время расширение пространства индивидуальной свободы, которое произошло в нашей стране за последние десятилетия, обусловило две огромные перемены, которые определяют сегодня впечатляющую устойчивость новой авторитарной модели.

С одной стороны, быстро выяснилось, что невозможность самореализации в политике и засилье бюрократии смущают довольно незначительную часть общества. Ощущая сопротивление со стороны власти, большинство людей довольно легко «интернализируют» свои протестные потребности в общение (в том числе и виртуальное), в повышение личного жизненного уровня, самореализацию в бизнесе, неполитизированных общественных организациях или группах по интересам, в более разнообразное проведение досуга. Потребности в общественной деятельности, столь естественно входящие в список базовых приоритетов граждан основных развитых стран, далеко не доминируют в системе человеческих ценностей россиян, которых достаточно всего лишь не ограничивать излишне жестко в повседневной жизни, чтобы устранить основные причины для серьезного недовольства.

Это, на мой взгляд, проявление исторически сложившегося понимания того, что государство не является слугой граждан, и потому лучшее, чего следует от него ждать, – невмешательство в частное пространство. Если оно обеспечивается, то лояльность населения власти может приниматься в России за некую данность.

Отличие России от посткоммунистических стран Центральной Европы состоит в том, что если в последних политические свободы были жестким образом отняты после Второй мировой войны, то в России граждане их никогда и не имели – и поэтому, повторю, расширение свободы в частной жизни выглядит для них скорее не естественным возвращением чего-то исконно имевшегося, а значительным социальным достижением.

С другой стороны, для того чтобы общество могло серьезно воздействовать на власть, оно должно быть консолидировано – если не каким-то одним требованием, то по крайней мере широко разделяемым недовольством. Массовая оппозиция советской власти, на мой взгляд, была порождена не столько неприятием однопартийной системы, сколько тем, что слишком большое число людей не могло из-за проводимой государством политики удовлетворить свои личные запросы (религиозные, культурные, экономические или иные). Все эти люди – от подпольных цеховиков до деятелей искусства – оказались объединены идеей разрушения прежней власти и добились своего с крахом коммунизма, устранением господствующей идеологии и распадом СССР. Однако именно тот факт, что большинство людей объективно стремились не к созданию чего-то нового, а к разрушению опостылевшего старого, хорошо объясняет, что, как только эта цель была достигнута, интересы практически каждого из ранее активных граждан сконцентрировались на собственных проблемах, а государство, на которое общество быстро перестало оказывать сколь-либо серьезное давление, смогло начать восстанавливать утраченные позиции.

Кроме того, не следует сбрасывать со счета и открытость границ: те, кто сегодня не считает себя последовательными противниками режима, имеют выбор: либо бороться с ним, либо уехать – и они зачастую выбирают второе. Зигмунт Бауман когда-то назвал жизнь современного человека «процессом индивидуального решения системных противоречий». Вот только пространство дозволенного от такого решения, увы, так и не становится социальным…