Александру Васильевичу Колчаку 150!
Игорь Н. Петренко, редактор и учредитель «Клуба Директоров»
16 ноября исполняется 150 лет со дня рождения Александра Васильевича Колчака (1874-1920) – российского учёного, флотоводца и политика. Впервые об этой героической личности я узнал в 1977 г. на 1 курсе океанологии от преподавателей, которые честно сообщили о том, что успел сделать Колчак как ученый-океанограф задолго до того, как он стал Верховным правителем. И конечно нельзя не вспомнить главного специалиста по этой теме – Г.В. Симонову, которая многие годы собирала информацию о судьбе адмирала. Ей даже удалось вступить в переписку с его внуком, который долгое время не жаловал россиян. В сентябре 2006 года Г.П. Турмов принес к нам в редакцию уникальное групповое фото с 23-летним лейтенантом Колчаком (см. «Японские альбомы из России»). А в феврале 2017-го мы опубликовали «Протоколы допроса Колчака» – один из самых пронзительных документов эпохи, по которому и нужно изучать историю России. Ибо перед смертью не лгут. Преданный союзниками, арестованный Политцентром, Колчак прекрасно понимал, что его ждет, и поэтому использовал последнюю возможность донести до нас с вами мельчайшие подробности того, что же действительно произошло с Россией 100 лет назад.
Колчак и февральская революция
В литературе с давних пор поднимается вопрос о политических убеждениях Колчака. Вот что он сам говорил на допросах в Иркутске: «Я относился к монархии, как к существующему факту, не критикуя и не вдаваясь в вопросы по существу об изменениях строя». На прямой вопрос, был ли он до революции 1917 года монархистом, Колчак ответил откровенно и точно: «До революции 1917 года я считал себя монархистом и не мог считать себя республиканцем, потому что тогда такового не существовало в природе». Колчак не сразу, но принял свержение монархии, нарождавшийся республиканский строй. Объяснял он это так: «Когда совершился переворот, я получил извещение о событиях в Петрограде и о переходе власти к Госдуме непосредственно от Родзянко, который телеграфировал мне об этом. Этот факт я приветствовал всецело. Затем, когда последовал факт отречения государя, ясно было, что уже монархия наша пала, и возвращения назад не будет. Я считал себя совершенно свободным от всяких обязательств по отношению к монархии, и после совершившегося переворота стал на точку зрения, на которой я стоял всегда, – что я, в конце концов, служил не той или иной форме правительства, а служу родине своей, которую ставлю выше всего… Для меня было ясно, что монархия не в состоянии довести эту войну до конца, и должна быть какая-то другая форма правления, которая может закончить эту войну». Определение будущего строя России Колчак связывал в это время, как и в дальнейшем, с созывом Учредительного (Национального) собрания.
На митинге 5 июня матросы вынесли постановление о сдаче офицерами холодного и огнестрельного оружия. Чтобы предотвратить кровопролитие, на следующий день Колчак отдал офицерам приказ сдать оружие. Когда пришла пора Колчаку самому сдавать оружие, он собрал на палубе «Георгия Победоносца» его команду и заявил, что офицеры всегда хранили верность правительству и поэтому разоружение для них является тяжёлым и незаслуженным оскорблением, которое он сам не может не принять на свой счёт: «С этого момента я командовать вами не желаю и сейчас же об этом телеграфирую правительству». Рассказывалось, что Колчак, находясь в состоянии крайнего возбуждения, взял пожалованную ему за Порт-Артур золотую саблю – Почётное Георгиевское оружие и, крикнув матросам: «Японцы, наши враги – и те оставили мне оружие. Не достанется оно и вам!», – швырнул саблю за борт. Этот жест адмирала обошёл страницы всех газет и произвёл сильное впечатление как в России, так и за границей.
6 июня Колчак направил Временному правительству телеграмму с сообщением о произошедшем бунте и о том, что в создавшейся обстановке он не может более оставаться на посту командующего. Не дожидаясь ответа, он передал командование контр-адмиралу В.К. Лукину.
Ответная телеграмма Временного правительства пришла 7 июня: «Временное правительство… приказывает адмиралу Колчаку и капитану Смирнову, допустившим явный бунт, немедленно выехать в Петроград для личного доклада». Таким образом, Колчак автоматически попадал под следствие и выводился из военно-политической жизни России. Керенский, уже тогда видевший в Колчаке соперника, использовал этот шанс, чтобы отделаться от него. Колчак же был глубоко оскорблён этой телеграммой, обвинявшей его в допущении бунта, в то время как само правительство постоянно попустительствовало анархии в рядах матросов.
Командировка в США как политическая ссылка. Доклад Колчака Временному правительству о севастопольских событиях был назначен на 13 июня. Изложив обстоятельства дела он обвинил в произошедшем политику правительства, которая привела к разложению флота, подрыву авторитета командного состава, поставила командование «в совершенно бесправное и беспомощное положение». Речь Колчака министры выслушали при гробовом молчании. Вслед за ним в том же духе выступил и М.И. Смирнов. Адмирала поблагодарили за доклад и отпустили. Когда комиссия Зарудного вернулась в Петроград и подтвердила правомерность всех шагов Колчака, адмиралу предложили вернуться к командованию флотом. Это предложение он, однако, отверг.
17 июня в Зимнем дворце состоялась встреча Колчака с американским адмиралом Дж. Г. Гленноном. Колчаку было предложено принять участие в Дарданелльской операции американского флота. Адмирал дал согласие. План был секретным, и официально Колчак привлекался как специалист по минному делу и борьбе с подводными лодками. Историк Смолин отмечает, что Керенского не могла радовать перспектива восхождения на российском политическом небосклоне новой яркой звезды, которую общественность уже рассматривала, наравне с генералом Л.Г. Корниловым, как потенциального кандидата в военные диктаторы. Чтобы выпроводить из страны опасного конкурента, договорились о поездке адмирала в Америку. При этом русская миссия в США не имела ни дипломатического статуса, ни определённой цели. Прибыв осенью 1917 года в Вашингтон, Колчак с удивлением обнаружил, что американские официальные лица не понимали цели русской миссии, а во время обсуждения планов Дарданелльской операции определённо заявляли о её неосуществимости. В письме 12 октября 1917 года Колчак писал:
«…моё пребывание в Америке есть форма политической ссылки и вряд ли моё появление в России будет приятно некоторым лицам из состава настоящего правительства».
Своим спутникам Колчак прямо говорил, что Керенский заставил его покинуть Родину против его желания. Наблюдение за общественно-политической жизнью России привело Колчака в июне 1917 года к мысли, что либерально-демократическая общественность не способна управлять страной, довести войну до победы и остановить хаос революции. Он принял приглашение «Республиканского центра», претендовавшего на роль организатора разнородных контрреволюционных и антисоветских элементов и ставившего задачу установления военной диктатуры, водворения порядка и восстановления дисциплины в армии, вступить в эту организацию и возглавить её военный отдел. «Республиканский центр» в качестве возможных диктаторов рассматривал две кандидатуры: Колчака и Корнилова.
Корнилов не был так интеллигентен, как Колчак, однако у него в руках была реальная сила, а 19 июля он стал Верховным главнокомандующим. Колчак к власти не рвался и с Корниловым соперничать не собирался – наоборот, он ценил этого талантливого и смелого генерала.
Керенскому удалось раскрыть военный отдел «Республиканского национального центра». Последней каплей, переполнившей чашу терпения Керенского, стал визит 21 июля к Колчаку находившегося в резкой оппозиции Временному правительству и лично Керенскому генерала В.И. Гурко, который на следующий день был арестован по распоряжению Керенского за монархическую пропаганду. Перед арестом Гурко Колчак получил от Керенского срочную телеграмму с требованием в кратчайший срок отбыть в США и донести о причинах задержки отъезда. Историк П.В. Зырянов считает, что если бы Колчак чистосердечно поведал Керенскому об этих причинах, то наверняка оказался бы в Петропавловской крепости вместе с Гурко.
В Англии. Русская военно-морская миссия покинула столицу 27 июля. До норвежского города Бергена Колчак добирался под чужой фамилией, чтобы скрыть свои следы от немецкой разведки. Из Бергена миссия проследовала в Англию. В Лондоне Колчак встретился с русским послом К.Д. Набоковым. Также его познакомили с первым лордом адмиралтейства адмиралом Джоном Джеллико. Они обсуждали минирование, говорили о морской авиации. Колчак просил разрешения принять участие в одной из её операций. 16 августа русская миссия на крейсере «Глонсестер» вышла из Глазго к берегам США, куда прибыла 28 августа.
В США. Здесь-то и выяснилось, что никакой Дарданелльской операции американский флот не планировал. Таким образом отпала главная причина поездки Колчака в Америку, и с этого момента его миссия носила военно-дипломатический характер. Колчак пробыл в США около двух месяцев, за это время встречался с русскими дипломатами во главе с послом Б.А. Бахметьевым, морским и военным министрами и государственным секретарём США. 16 октября Колчака принял американский президент В. Вильсон.
Колчак по просьбе коллег-союзников поработал в американской Морской академии, где консультировал слушателей академии по минному делу, признанным мастером которого являлся. По приглашению морского министра знакомился с американским флотом и на флагмане «Пенсильвания» более 10 дней участвовал во флотских манёврах.
Поскольку миссия в Америку не удалась, было решено возвращаться в Россию. В Сан-Франциско, уже на западном побережье США, Колчак получил телеграмму из России с предложением выставить свою кандидатуру в Учредительное собрание от кадетской партии по Черноморскому флотскому округу, на что он ответил согласием, однако его ответная телеграмма опоздала. Накануне отъезда Колчак получил сообщение о свержении Временного правительства, о победе Октябрьской революции. Все планы рушились. Колчак писал: «…я решил вернуться в Россию и там уже разобраться, что делать дальше». 25 октября (н.с.) Колчак с офицерами отправился из Сан-Франциско во Владивосток на японском пароходе «Карио-Мару».
В Японии. Через две недели пароход прибыл в Йокогаму. Известия о захвате власти большевиками были для Колчака, как он потом отмечал, «самым тяжелым ударом, может быть, даже хуже, чем в Черноморском флоте. Я видел, что вся работа моей жизни кончилась именно так, как я этого опасался и против чего я совершенно определенно всю жизнь работал». Далее последовал Брестский мир, позорнее, кабальнее которого трудно было что-либо представить. Что дело идет к этому, Колчак предвидел.
Перед Колчаком встал острейший вопрос: что делать дальше? Связывать служение Родине с большевизмом для него было немыслимо. Наоборот, надо было вступить в борьбу с ним. В этом отношении Колчак был тверд. Но как и где начинать эту борьбу? «Обдумав этот вопрос, – отмечает Колчак, – я пришел к заключению, что мне остается только одно – продолжать все же войну как представителю бывшего русского правительства, которое дало известное обязательство союзникам. Я пошел к английскому посланнику в Токио сэру Грину и высказал ему свою точку зрения на положение, заявив, что этого правительства я не признаю… что те обязательства, которые были взяты Россией по отношению к союзникам, являются и моими обязательствами. Я обратился к нему с просьбой довести до сведения английского правительства принять меня в английскую армию на каких угодно условиях. Я лишь прошу дать мне возможность вести активную борьбу». Два члена миссии – Вуич и Безуар разделили выбор Колчака, остальные, по его разрешению, решили вернуться в Россию.
Учитывая, что запросом русского адмирала занялся лично английский министр иностранных дел Бальфур, Лондон воспринимал Колчака очень серьёзно. Вскоре Колчака вызвали в английское посольство и сообщили, что Великобритания охотно принимает его предложение. 30 декабря 1917 г. Колчак получил сообщение о назначении на Месопотамский фронт и в начале января 1918 г. выехал из Японии через Шанхай в Сингапур.
В Сингапуре и в Китае. В марте 1918 года, прибыв в Сингапур, Колчак получил секретное поручение срочно возвращаться в Китай для работы в Маньчжурии и Сибири. Изменение решения англичан было связано с настойчивыми ходатайствами русских дипломатов и других политических кругов, видевших в адмирале кандидата в вожди противобольшевистского движения. Первым пароходом Колчак вернулся в Шанхай, где и завершилась, не успев начаться, его английская служба. Подробности нового назначения адмирала ожидали у русского посланника в Пекине князя Н.А. Кудашева. В Шанхае Колчак встретился с председателем правления Русско-Азиатского банка А.И. Путиловым, затем по ж/д добрался до Пекина и посетил Кудашева. Он рассказал адмиралу, что на Юге России против большевиков уже выступила Добровольческая армия генералов Алексеева и Корнилова. Главной из задач, которые мог решить Колчак, дипломат видел в объединении хаотично формировавшихся на Дальнем Востоке противобольшевистских отрядов в единую крупную вооружённую силу. С прибытием Колчака в Китай завершился период его зарубежных скитаний. Местом организации антибольшевистских сил предполагалась КВЖД, построенная Россией к 1903 году, с центром в Харбине.
В Пекине Колчак встретился с управляющим КВЖД генералом Д.Л. Хорватом, предложившим ему взять на себя руководство охраной ж/д и всей военно-стратегической стороной дела, связанной со спасением КВЖД как русской собственности. 10 мая 1918 года на заседании акционеров КВЖД Колчак был введён в состав правления и назначен главным инспектором охранной стражи КВЖД с одновременным руководством всеми русскими вооружёнными силами в её полосе отчуждения. На заседании под видом нового правления дороги было образовано русское эмигрантское правительство Хорвата, на котором адмирал изложил план вооружённого вторжения на советскую территорию. Операцию планировалось осуществить сразу с двух направлений: со стороны Забайкалья и со стороны Приморья; по расчётам Колчака, ему требовалось для её проведения 17 тысяч бойцов.
Продолжение следует