У фемиды должны быть не только меч, но и весы
О необходимости реформирования нашей судебной системы, о ее несовершенстве заговорили в середине 80-х годов. Но особенно активно эта проблема стала обсуждаться в конце 80-х – начале 90-х годов. Ученые-правоведы, судьи, адвокаты, правозащитники, а также те, кому приходилось на себе прочувствовать жернова нашей карательной машины, считали, что без реформы судов развитие демократии невозможно. Концепция судебной реформы была одобрена еще Верховным Советом РСФСР в октябре 1991 года.
В то же время было много и противников каких бы то ни было перемен в деятельности судов. Многих чиновников, работников прокуратуры, МВД вполне устраивал зависимый от всех и вся и послушный суд. Они активно выступали против расширения прав судам, против введения судебного контроля за законностью и обоснованностью заключения подозреваемых и обвиняемых под стражу, против суда присяжных.
Помню, как несколько лет назад разразился скандал в связи с тем, что оперативные работники МВД, недовольные судьями, изменившими меру пресечения арестованным обвиняемым, составили список 111 таких “неблагонадежных” судей и представили его тогдашнему министру внутренних дел В. ЕРИНУ. Судьями это было расценено как попытка оказать давление на судей с целью устрашить их и добиться от них удобных милиции приговоров.
Как насилие над человеком превращает его в раба, над природой – плодоносящую землю превращает в зловонную пустошь, так насилие над правосудием делает его неким бюро по оформлению и упаковке при репрессивной системе. Суд превращали в эту ипостась долго и упорно. И этот процесс отнюдь не закончен.
В 1923 году Николай КРЫЛЕНКО, возглавлявший Верховный революционный трибунал при ВЦИК утверждал: “Для нас нет никакой принципиальной разницы между судом и расправой. Либеральная болтовня, либеральная глупость говорить, что расправа – это одно, а суд – это другое. Ничего подобного. Суд есть та же расправа, а расправа есть тот же суд”.
И сегодня, к сожалению, в представлении многих людей суд по-прежнему представляется исключительно в качестве репрессивного органа. Как слуга власти, а не та “третья власть”, которая равна двум первым и которая, кстати, в определенном смысле должна “судить” и законодательную власть, и исполнительную.
Вся наша многострадальная история шла под знаком борьбы власти с правом. И власть всегда одерживала победу.
Правда, теперь на словах власть имущие даже признают суд “третьей властью”. Но в то же время нередко руководители субъектов Российской Федерации на деле стремятся придумать любые способы, с помощью которых можно было бы если не подчинить себе суд, то хотя бы нейтрализовать его независимость. Особенно наглядно это было продемонстрировано некоторыми руководителями регионов в связи с их выборами, когда в политические игры и интриги втягивались суды. А разве можно ожидать иного отношения к суду от тех, кто пришел в последнее время к власти, если более пятидесяти крупных городов России избрали в свое руководство людей с уголовным прошлым.
Задачей суда в цивилизованном обществе является сдерживание непомерных аппетитов властвующих над подвластными. При всеобщем бесправии или чьем-то единовластии лишь такой институт, как судебная власть, может быть основой для демократических преобразований. Авторитарная власть боится независимого суда с его неотъемлемыми процедурами. Но лишь тогда можно будет говорить о независимости суда, когда над ним не будет экономического пресса со стороны двух других ветвей власти.
Из трех ветвей власти судебная – самая нищая. Нехватка бумаги, скрепок, конвертов… По идее, здание суда должно быть одним из двух-трех лучших в городе; порядок в нем – идеальный, об обеспеченности судов компьютерами, факсами, множительной техникой и т. д можно и не говорить. Однажды я был очевидцем того, как возмущался один из обвиняемых, вызванный в суд для вручения ему копии обвинительного заключения. Одновременно ему сказали, чтобы он принес конверты по числу свидетелей, которых вызывает суд по предложению следователя, то есть обвинения. Представляете, человек должен был помочь суду обеспечить явку свидетелей, которые должны изобличать его в совершении преступления.
Правильно говорят: “У кого деньги, у того и власть”. В течение многих лет финансирование судов осуществлялось через министерство юстиции, которое, к тому же, осуществляло и контрольные функции над судом, проводило проверки деятельности судов. То есть судебная власть зависела от исполнительной власти. Тогда на печатях и штампах судов, на служебных удостоверениях судей красовались слова “Министерство юстиции”, а уже потом писалось, что это суд или судья. Безусловно, это было ненормально.
Чтобы уйти судам от минюстовской кабалы, было принято решение создать судебный департамент при Верховном суде Российской Федерации, который должен был бы обслуживать суды. Но не успели создать этот департамент и его управления в краях и областях, которые возглавили в большинстве своем бывшие работники милиции, как на печатях и вывесках судов вместо слов “Министерство юстиции” пристроилась надпись “Судебный департамент”. Видимо, чиновничий зуд покомандовать судами у нас не излечим.
В средствах массовой информации периодически появляются публикации, авторы которых негодуют по поводу неприкосновенности личность и судьи. Тоскуют некоторые по тем временам, когда судью можно было вызвать на ковер и “снять шкуру” за то, что он кого-то восстановил (или не восстановил) на работе, выселил (или не выселил) из квартиры, назначил мягкое (или, наоборот, строгое наказание). Когда судью мог оштрафовать любой постовой милиционер. Им не нравится, что вопросы об ответственности судей рассматриваются квалификационными коллегиями, состоящими из судей. Дескать, “ворон ворону глаз не выклюет”. Между тем, даже из сообщений средств массовой информации известно, что квалификационные коллегии судей очень внимательно следят за чистотой своих кадров и без сожаления расстаются с теми, кто запятнал чистоту судейской мантии.
Пышкин А.Ф.
Для получения контактных данных
(email, телефон и адрес),
зарегистрируйтесь